18 августа 2016 г.

Яблочный Спас в русской литературе

 
Яблочный Спас – народное название праздника Преображения Господня. К нему приурочено множество народных обрядов. Все они посвящены Богу-Спасителю, имя которого происходит от слова «спасти». Он учил людей не совершать недостойных поступков, направлял на добрые дела.                                                 
19 августа, конец лета. Время, когда поспевают в садах яблоки. До этого дня не разрешалось срывать и есть яблоки, а в этот день все верующие, у кого есть сады, собирают яблоки в корзины и несут их на освящение в церковь. В яблочных областях устраивались столования. Перед церковью устанавливался длинный ряд столов с яблочными пирогами и ватрушками, яблочным квасом. Вся окрестность наполнялась ароматом свежих яблок.  Этот праздник еще называют «Яблочным спасом».
                                                      
 А как отразилась эта тема в русской литературе? Давайте, друзья, вспомним…

Об этой поре есть замечательный рассказ лауреата Нобелевской премии по литературе Ивана Бунина «Антоновские яблоки». Август, погожая осень, большой сад. Садовники-тархане наняли мужиков на сбор яблок, чтобы отправить их в ночь в город. Непременно в ночь, когда так славно лежать на возу и смотреть на звездное небо. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском, одно за другим. Никто не оборвет его: «Вали, ешь досыта..» Мальчишки в белых замашных рубашках, коротких порточках, с белыми раскрытыми головами идут покупать яблоки. Покупка-то на копейку, но покупателей много, торговля идет бойко, с шуточками, прибаутками. До вечера в саду толчется народ, слышится смех, говор, а иногда и топот, пляски. Все стихает только темной ночью. «Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит и хлеб уродится.         Вот как описывает время Яблочного спаса Иван Бунин:
 «Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звёздное небо, чувствовать запах дёгтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвёт его, а ещё скажет:
– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мёд пьют.
И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно».

Лучшим лакомством считал яблоки Н.С.Лесков. Начиная работу над книгой, он заранее заботился о запасе терпких, сочных плодов Анисов. И более всего любил эти яблоки в моченом виде. Ф.М.Достоевский так мастерски описал сорт папировки в «Бесах», что можно догадаться о его любимом сорте. Лев Толстой предпочитал антоновку. Не плод ли стоит перед глазами героя: ««Когда созрело яблоко и падает, — отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясёт его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Всё это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдёт, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав и так же не прав, как и тот ребёнок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом».
( Лев Толстой, «Война и мир» (Том III, Часть I, Глава I), 1869

Иван Шмелев «Яблочный Спас»
Завтра — Преображение, а послезавтра меня повезут куда-то к Храму Христа Спасителя, в огромный розовый дом в саду, за чугунной решеткой, держать экзамен в гимназию, и я учу и учу «Священную Историю» Афинского. «Завтра» — это только так говорят, — а повезут годика через два-три, а говорят «завтра» потому, что экзамен всегда бывает на другой день после Спаса-Преображения. Все у нас говорят, что главное — Закон Божий хорошо знать. Я его хорошо знаю, даже что на какой странице, но все-таки очень страшно, так страшно, что даже дух захватывает, как только вспомнишь. Горкин знает, что я боюсь. Одним топориком он вырезал мне недавно страшного «щелкуна», который грызет орехи. Он меня успокаивает. Поманит в холодок под доски, на кучу стружек, и начнет спрашивать из книжки. Читает он, пожалуй, хуже меня, но все почему-то знает, чего даже и я не знаю. «А ну-ка, — скажет, — расскажи мне чего-нибудь из божественного...» Я ему расскажу, и он похвалит: — Хорошо умеешь, — а выговаривает он на «о», как и все наши плотники, и от этого, что ли, делается мне покойней, — небось, они тебя возьмут в училищу, ты все знаешь. А вот завтра у нас Яблошный Спас... про него умеешь? Та-ак. А яблоки почему кропят? Вот и не так знаешь. Они тебя вспросют, а ты и не скажешь. А сколько у нас Спасов? Вот и опять не так умеешь. Они тебя учнуть вспрашивать, а ты... Как так у тебя не сказано? А ты хорошенько погляди, должно быть.
— Да нету же ничего... — говорю я, совсем расстроенный, — написано только, что святят яблоки!
— И кропят. А почему кропят? А-а! Они тебя вспросют, — ну, а сколько, скажут, у нас Спасов? А ты и не знаешь. Три Спаса. Первый Спас — загибает он желтый от политуры палец, страшно расплющенный, — медовый Спас, Крест выносят. Значит, лету конец, мед можно выламывать, пчела не обижается... уж пошабашила. Второй Спас, завтра который вот, — яблошный, Спас-Преображение, яблоки кропят. А почему? А вот. Адам-Ева согрешили, змей их яблоком обманул, а не велено было, от греха! А Христос возшел на гору и освятил. С того и стали остерегаться. А который до окропенья поест, у того в животе червь заведется, и холера бывает. А как окроплено, то безо вреда. А третий Спас называется орешный, орехи поспели, после Успенья. У нас в селе крестный ход, икону Спаса носят, и все орехи грызут. Бывало, батюшке насбираем мешок орехов, а он нам лапши молочной — для розговин. Вот ты им и скажи, и возьмут в училищу.
Преображение Господне... Ласковый, тихий свет от него в душе — доныне. Должно быть, от утреннего сада, от светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблочков грушовки, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки, — зелено-золотистый, мягкий. Ясный, голубоватый день, не жарко, август. Подсолнухи уже переросли заборы и выглядывают на улицу, — не идет ли уж крестный ход? Скоро их шапки срежут и понесут под пенье на золотых хоругвях. Первое яблочко, грушовка в нашем саду, — поспела, закраснелась. Будем ее трясти — для завтра. Горкин утром еще сказал:
— После обеда на Болото с тобой поедем за яблоками.
Такая радость. Отец — староста у Казанской, уже распорядился:
— Вот что, Горкин... Возьмешь на Болоте у Крапивкина яблок мер пять-шесть, для прихожан и ребятам нашим, «бели», что ли... да наблюдных, для освящения, покрасовитей, меру. Для причта еще меры две, почище каких. Протодьякону особо пошлем меру апортовых, покрупней он любит.
— Ондрей Максимыч земляк мне, на совесть даст. Ему и с Курска, и с Волги гонят. А чего для себя прикажете?
— Это я сам. Арбуз вот у него выбери на вырез, астраханский, сахарный.
— Орбузы у него... рассахарные всегда, с подтреском. Самому князю Долгорукову посылает! У него в лобазе золотой диплом висит на стенке под образом, каки орлы-те!.. На всю Москву гремит.
После обеда трясем грушовку. За хозяина — Горкин. Приказчик Василь-Василич, хоть у него и стройки, а полчасика выберет — прибежит. Допускают еще, из уважения, только старичка-лавочника Трифоныча. Плотников не пускают, но они забираются на доски и советуют, как трясти. В саду необыкновенно светло, золотисто: лето сухое, деревья поредели и подсохли, много подсолнухов по забору, кисло трещат кузнечики, и кажется, что и от этого треска исходит свет — золотистый, жаркий. Разросшаяся крапива и лопухи еще густеют сочно, и только под ними хмуро; а обдерганные кусты смородины так и блестят от света. Блестят и яблони — глянцем ветвей и листьев, матовым лоском яблок, и вишни, совсем сквозные, залитые янтарным клеем. Горкин ведет к грушовке, сбрасывает картуз, жилетку, плюет в кулак.
— Погоди, стой... — говорит он, прикидывая глазом. — Я ее легким трясом, на первый сорт. Яблочко квелое у ней... ну, маненько подшибем — ничего, лучше сочком пойдет... а силой не берись!
Он прилаживается и встряхивает, легким трясом. Падает первый сорт. Все кидаются в лопухи, в крапиву. Вязкий, вялый какой-то запах от лопухов, и пронзительно едкий — от крапивы, мешаются со сладким духом, необычайно тонким, как где-то пролитые духи, — от яблок. Ползают все, даже грузный Василь-Василич, у которого лопнула на спине жилетка, и видно розовую рубаху лодочкой; даже и толстый Трифоныч, весь в муке. Все берут в горсть и нюхают: ааа... грушовка!..
И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони зажмуришься, — и в сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, — маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший... с березками и рябиной, с яблоньками, с кустиками малины, черной, белой и красной смородины, крыжовника виноградного, с пышными лопухами и крапивой, далекий сад... — до погнутых гвоздей забора, до трещинки на вишне с затеками слюдяного блеска, с капельками янтарно-малинового клея, — все, до последнего яблочка верхушки за золотым листочком, горящим, как золотое стеклышко!.. И двор увидишь, с великой лужей, уже повысохшей, с сухими колеями, с угрязшими кирпичами, с досками, влипшими до дождей, с увязнувшей навсегда опоркой... и серые сараи, с шелковым лоском времени, с запахами смолы и дегтя, и вознесенную до амбарной крыши гору кулей пузатых, с овсом и солью, слежавшеюся в камень, с прильнувшими цепко голябями, со струйками золотого овсеца... и высокие штабеля досок, плачущие смолой на солнце, и трескучие пачки драни, и чурбачки, и стружки...
— Да пускай, Панкратыч!.. — оттирает плечом Василь-Василич, засучив рукава рубахи, — ей-Богу, на стройку надоть!..
— Да постой, голова елова... — не пускает Горкин, — побьешь, дуролом, яблочки...
Встряхивает и Василь-Василич: словно налетает буря, шумит со свистом, — и сыплются дождем яблочки, по голове, на плечи. Орут плотники на досках: «эт-та вот тряхану-ул, Василь-Василич!» Трясет и Трифоныч, и опять Горкин, и еще раз Василь-Василич, которого давно кличут. Трясу и я, поднятый до пустых ветвей.
— Эх, бывало, у нас трясли... зальешься! — вздыхает Василь-Василич, застегивая на ходу жилетку, — да иду, черрт вас!..
— Черкается еще, елова голова... на таком деле... — строго говорит Горкин. — Эн еще где хоронится!.. — оглядывает он макушку. — Да не стрясешь... воробьям на розговины пойдет, последышек.
Мы сидим в замятой траве; пахнет последним летом, сухою горечью, яблочным свежим духом; блестят паутинки на крапиве, льются-дрожат на яблоньках. Кажется мне, что дрожат они от сухого треска кузнечиков.
— Осенние-то песни!.. — говорит Горкин грустно. — Прощай, лето. Подошли Спасы — готовь запасы. У нас ласточки, бывало, на отлете... Надо бы обязательно на Покров домой съездить... да чего там, нет никого.
Сколько уж говорил — и никогда не съездит: привык к месту.
— В Павлове у нас яблока... пятак мера! — говорит Трифоныч. — А яблоко-то какое... па-влов-ское!
Меры три собрали. Несут на шесте в корзине, продев в ушки. Выпрашивают плотники, выклянчивают мальчишки, прыгая на одной ноге:
Белан В. Ф. Яблочный спас
Зажмуришься и вдыхаешь, — такая радость! Такая свежесть, вливающаяся тонко-тонко, такая душистая сладость, крепость — со всеми запахами согревшегося сада, замятой травы, растревоженных теплых кустов черной смородины. Нежаркое уже солнце и нежное голубое небо, сияющее в ветвях, на яблочках...
Крива-крива ручка,
Кто даст — тот князь,
Кто не даст — тот собачий глаз.
Собачий глаз! Собачий глаз!
Горкин отмахивается, лягается:
— Махонькие, что ли... Приходи завтра к Казанской — дам и пару.
Запрягают в полок Кривую. Ее держат из уважения, но на Болото и она дотащит. Встряхивает до кишок на ямках, и это такое удовольствие! С нами огромные корзины, одна в другой. Едем мимо Казанской, крестимся. Едем по пустынной Якиманке, мимо розовой церкви Ивана Воина, мимо виднеющейся в переулке белой — Спаса в Наливках, мимо желтеющего в низочке Марона, мимо краснеющего далеко, за Полянским Рынком, Григория Неокессарийского. И везде крестимся. Улица очень длинная, скучная, без лавок, жаркая. Дремлют дворники у ворот, раскинув ноги. И все дремлет: белые дома на солнце, пыльно-зеленые деревья, за заборчиками с гвоздями, сизые ряды тумбочек, похожих на голубые гречневички, бурые фонари, плетущиеся извозчики. Небо какое-то пыльное, — «от парева», — позевывая, говорит Горкин. Попадается толстый купец на извозчике, во всю пролетку, в ногах у него корзина с яблоками. Горкин кланяется ему почтительно.
— Староста Лощенов с Шаболовки, мясник. Жа-дный, три меры всего. А мы с тобой закупим боле десяти, на всю пятерку.
Вот и Канава, с застоявшейся радужной водою. За ней, над низкими крышами и садами, горит на солнце великий золотой купол Христа Спасителя. А вот и Болото, по низинке, — великая площадь торга, каменные «ряды», дугами. Здесь торгуют железным ломом, ржавыми якорями и цепями, канатами, рогожей, овсом и солью, сушеными снетками, судаками, яблоками... Далеко слышен сладкий и острый дух, золотится везде соломкой. Лежат на земле рогожи, зеленые холмики арбузов, на соломе разноцветные кучки яблока. Голубятся стайками голубки. Куда ни гляди — рогожа да солома.
— Бо-льшой нонче привоз, урожай на яблоки, — говорит Горкин, — поест яблочков Москва наша.
Мы проезжаем по лабазам, в яблочном сладком духе. Молодцы вспарывают тюки с соломой, золотится над ними пыль. Вот и лабаз Крапивкина.
— Горкину-Панкратычу! — дергает картузом Крапивкин, с седой бородой, широкий. — А я-то думал — пропал наш козел, а он вон он, седа бородка!
Здороваются за руку. Крапивкин пьет чай на ящике. Медный зеленоватый чайник, толстый стакан граненый. Горкин отказывается вежливо: только пили, — хоть мы и не пили. Крапивкин не уступает: «палка на палку — плохо, а чай на чай — Якиманская, качай!» Горкин усаживается на другом ящике, через щелки которого, в соломке глядятся яблочки. — «С яблочными духами чаек пьем!» — подмигивает Крапивкин и подает мне большую синюю сливу, треснувшую от спелости. Я осторожно ее сосу, а они попивают молча, изредка выдувая слово из блюдечка вместе с паром. Им подают еще чайник, они пьют долго и разговаривают как следует. Называют незнакомые имена, и очень им это интересно. А я сосу уже третью сливу и все осматриваюсь. Между рядками арбузов на соломенных жгутиках-виточках по полочкам, над покатыми ящичками с отборным персиком, с бордовыми щечками под пылью, над розовой, белой и синей сливой, между которыми сели дыньки, висит старый тяжелый образ в серебряном окладе, горит лампадка. Яблоки по всему лабазу, на соломе. От вязкого духа даже душно. А в заднюю дверь лабаза смотрят лошадиные головы — привезли ящики с машины. Наконец подымаются от чая и идут к яблокам. Крапивкин указывает сорта: вот белый налив, — «если глядеть на солнышко, как фонарик!» — вот ананасное-царское, красное, как кумач, вот анисовое монастырское, вот титовка, аркад, боровинка, скрыжапель, коричневое, восковое, бель, ростовка-сладкая, горьковка.
— Наблюдных-то?.. — показистей тебе надо... — задумывается Крапивкин. — Хозяину потрафить надо?.. Боровок крепонек еще, поповка некрасовита...
— Да ты мне, Ондрей Максимыч, — ласково говорит Горкин, — покрасовитей каких, парадных. Павловку, что ли... или эту, вот как ее?
— Этой не-ту, — смеется Крапивкин, — а и есть, да тебе не съесть! Эй, открой, с Курска которые, за дорогу утомились, очень хороши будут...
— А вот, поманежней будто, — нашаривает в соломе Горкин, — опорт никак?..
— Выше сорт, чем опорт, называется — кампорт!
— Ссыпай меру. Архирейское, прямо... как раз на окропление.
— Глазок-то у тебя!.. В Успенский взяли. Самому протопопу соборному отцу Валентину доставляем, Анфи-теятрову! Проповеди знаменито говорит, слыхал небось?
— Как не слыхать... золотое слово!
Горкин набирает для народа бели и россыпи, мер восемь. Берет и притчу титовки, и апорту для протодьякона, и арбуз сахарный, «каких нет нигде». А я дышу и дышу этим сладким и липким духом. Кажется мне, что от рогожных тюков, с намазанными на них дегтем кривыми знаками, от новых еловых ящиков, от ворохов соломы — пахнет полями и деревней, машиной, шпалами, далекими садами. Вижу и радостные «китайские», щечки и хвостики их из щелок, вспоминаю их горечь-сладость, их сочный треск, и чувствую, как кислит во рту. Оставляем Кривую у лабаза и долго ходим по яблочному рынку. Горкин, поддев руки под казакин, похаживает хозяйчиком, трясет бородкой. Возьмет яблоко, понюхает, подержит, хотя больше не надо нам.
— Павловка, а? мелковата только?..
— Сама она, купец. Крупней не бывает нашей. Три гривенника полмеры.
— Ну что ты мне, слова голова, болясы точишь!.. Что я, не ярославский, что ли? У нас на Волге — гривенник такие.
— С нашей-то Волги версты до-лги! Я сам из-под Кинешмы.
И они начинают разговаривать, называют незнакомые имена, и им это очень интересно. Ловкач-парень выбирает пяток пригожих и сует Горкину в карманы, а мне подает торчком на пальцах самое крупное. Горкин и у него покупает меру.
Пора домой, скоро ко всенощной. Солнце уже косится. Вдали золотеет темно выдвинувшийся над крышами купол Иван-Великого. Окна домов блистают нестерпимо, и от этого блеска, кажется, текут золотые речки, плавятся здесь, на площади, в соломе. Все нестерпимо блещет, и в блеске играют яблочки.
Едем полегоньку, с яблоками. Гляжу на яблоки, как подрагивают они от тряски. Смотрю на небо: такое оно спокойное, так бы и улетел в него.
Праздник Преображения Господня. Золотое и голубое утро, в холодочке. В церкви — не протолкаться. Я стою в загородке свечного ящика. Отец позвякивает серебрецом и медью, дает и дает свечки. Они текут и текут из ящиков изломившейся белой лентой, постукивают тонко-сухо, прыгают по плечам, над головами, идут к иконам — передаются — к «Празднику!». Проплывают над головами узелочки — все яблоки, просвирки, яблоки. Наши корзины на амвоне, «обкадятся», — сказал мне Горкин. Он суетится в церкви, мелькает его бородка. В спертом горячем воздухе пахнет нынче особенным — свежими яблоками. Они везде, даже на клиросе, присунуты даже на хоругвях. Необыкновенно, весело — будто гости, и церковь — совсем не церковь. И все, кажется мне, только и думают об яблоках. И Господь здесь со всеми, и Он тоже думает об яблоках: Ему-то и принесли Их — посмотри, Господи, какие! А Он посмотрит и скажет всем: «ну и хорошо, и ешьте на здоровье, детки!» И будут есть уже совсем другие, не покупные, а церковные яблоки, святые. Это и есть — Преображение.
Приходит Горкин и говорит: «пойдем, сейчас окропление самое начнется». В руках у него красный узелок — «своих». Отец все считает деньги, а мы идем. Ставят канунный столик. Золотой-голубой дьячок несет огромное блюдо из серебра, красные на нем яблоки горою, что подошли из Курска. Кругом на полу корзинки и узелки. Горкин со сторожем тащат с амвона знакомые корзины, подвигают «под окропление, поближе». Все суетятся, весело, — совсем не церковь. Священники и дьякон в необыкновенных ризах, которые называются «яблочные», — так говорит мне Горкин. Конечно, яблочные! По зеленой и голубой парче, если вглядеться сбоку, золотятся в листьях крупные яблоки и груши, и виноград, — зеленое, золотое, голубое: отливает. Когда из купола попадает солнечный луч на ризы, яблоки и груши оживают и становятся пышными, будто они навешаны.

ил. Оксана Архипова
Священники освящают воду. Потом старший, в лиловой камилавке, читает над нашими яблоками из Курска молитву о плодах и винограде, — необыкновенную, веселую молитву, — и начинает окроплять яблоки. Так встряхивает кистью, что летят брызги, как серебро, сверкают и тут, и там, отдельно кропит корзины для прихода, потом узелки, корзиночки... Идут ко кресту. Дьячки и Горкин суют всем в руки по яблочку и по два, как придется. Батюшка дает мне очень красивое из блюда, а знакомый дьякон нарочно, будто, три раза хлопает меня мокрой кистью по голове, и холодные струйки попадают мне за ворот. Все едят яблоки, такой хруст. Весело, как в гостях. Певчие даже жуют на клиросе. Плотники идут наши, знакомые мальчишки, и Горкин пропихивает их — живей проходи, не засть! Они клянчат: «дай яблочка-то еще, Горкин... Мишке три дал!..» Дают и нищим на паперти. Народ редеет. В церкви видны надавленные огрызочки, «сердечки». Горкин стоит у пустых корзин и вытирает платочком шею. Крестится на румяное яблоко, откусывает с хрустом — и морщится:
— С кваском... — говорит он, морщась и скосив глаз, и трясется его бородка. — А приятно, ко времю-то, кропленое...
Вечером он находит меня у досок, на стружках. Я читаю «Священную Историю».
— А ты,  небось, ты теперь все знаешь. Они тебя вспросют про Спас, или там, как-почему яблоко кропят, а ты им строгай и строгай... в училищу и впустят. Вот погляди вот!..
Он так покойно смотрит в мои глаза, так по-вечернему светло и золотисто-розовато на дворе от стружек, рогож и теса, так радостно отчего-то мне, что я схватываю охапку стружек, бросаю ее кверху, — и сыплется золотистый, кудрявый дождь. И вдруг, начинает во мне покалывать — от непонятной ли радости, или от яблоков, без счета съеденных в этот день, — начинает покалывать щекотной болью. По мне пробегает дрожь, я принимаюсь безудержно смеяться, прыгать, и с этим смехом бьется во мне желанное, — что в училище меня впустят, непременно впустят!
День Яблочного Спаса, воспетый Б. Пастернаком в пронзительно-пророческом стихотворении «Август» стал днем поминания поэта.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.               
 (Б. Пастернак. Август. Читать всё стихотворение)

В. Никифоров-Волгин. Из рассказа «Яблоки»
Багров В.Ю. Яблочный спас
Дни лета наливались как яблоки. К Преображению Господню они были созревшими и как бы закругленными. От земли и солнца шел прохладный яблочный дух. В канун Преображения отец принес большой мешок яблок... Чтобы пахло праздником, разложили их по всем столам, подо­конникам и полкам. Семь отборных малиновых боровинок положили под иконы на белый плат, — завтра понесем их святить в церковь. По дере­венской заповеди грех есть яблоки до освящения.
— Вся земля стоит на благословении Господнем, — объясняла мать, — в Вербную субботу Милосердный Спас благословляет вербу, на Троицу — березку, на Илью Пророка — рожь, на Преображение — яблоки и всякий другой плод. Есть особенные, Богом установленные сроки, когда благословляются огурцы, морковь, черника, земляника, малина, голубица, морошка, брусника, грибы, мед и всякий другой дар Божий... Грех срывать плод до времени! Дай ему, голубчику, войти в силу, напитаться росою, землею и солнышком, дождаться милосердного благословения на потребу человека!
В канун Преображения почти вся детвора города высыпала на базар, к веселым яблочным рядам. Большие возы яблок привозили на пыльных теле­гах из деревень Гдовья, Принаровья, Причудья. Жарко-румяные, яснозорчатые, осенецветные, багровые, златоискрые, янтарные, сизые, белые, зеленые, с красными опоясниками, в веснушках, с розовинкой, золотисто-прозрачные (инда зернышки просвечивают), большие, как держава в руке Господа Вседержителя, и маленькие, что на рож­дественскую елку вешают, —лежали они горками в сене, на рогожках, в соломе, в корзинах, в коробах, ящиках, в пестрядинных деревенских меш­ках, в кадушках и в особых липовых мерках.
Худ. Т. Седова
Утром встали спозарань. На дворе желтела заря — ранница. Она сдувала с крыш последний сон. Зачинающий день все шире и шире раскрывал золотые свои врата, и не успел я насмотреться досыта на восходье, так редко мною виденное, как показалось в этих вратах солнце и зашагало по земле поступью Великого Государя, идущего от Светлой Заутрени. Долго я думал, отчего солнце слилось у меня с шествием Великого Государя, виденного мною на какой-то картине, и не мог додуматься. Отец, вымытый и причесанный, в жилетке поверх ситцевой рубахи и лаки­рованных сапогах ходил по комнате и напевал: «Преобразился еси на горе Христе Боже».
— Преображение... Преображение... — повторял я. Как хорошо и по-песенному ладно подхо­дит это слово к ширящемуся и расцветающему дню. С белым узелком яблок пошли к обедне. Всюду эти узелки, как куличи на Пасху, заняли места в доме Божьем: и на ступеньках амвона, и на особых длинных столах, на подоконниках и даже на полу под иконами. Румяно и простодушно лежали они перед Богом, — вошедшие в силу, напитавшиеся росою, землею и солнышком, готовые пойти теперь на потребу человека и ждущие только Божьего благословения.
Во время пения «Преобразился еси» на амвон вынесли большую корзину с церковными ябло­ками. Над ними читали молитву и окропляли их святою водой. Когда подходили ко кресту, то свя­щенник каждому давал по освященному яблоку. В течение целого дня на улицах слышен был соч­ный яблочный хрустень.
Радостно и мирно завершился солнечный, яб­лочно-круглый день Преображения Господня.
Источник

 Разыскивая материал на тему я нашла «Сказку про Яблоко». Прочитайте, пожалуйста, внимательно. То ли сказка, то ли притча…
На высоком берегу тихой полноводной реки раскинулся старый яблоневый сад. Весной он представлял собой сказочное зрелище, сплошь усыпанный белоснежными и чуть розоватыми соцветиями. А к концу лета тут и там среди тёмно-зелёной листвы виднелись наливающиеся душистым соком плоды…
  На небольшой ветке одного из никем не считанных деревьев, окружённое подобными себе соседями, созревало круглое яблочко. Подставляя солнцу блестящий бочок, оно с радостью наблюдало, как он краснеет и становится всё румянее.
  - А ты как было зелёным, так и остаёшься – беззлобно подтрунивало яблочко над своим соседом – и когда ты хоть немного порозовеешь?! – в голосе лукавого фрукта слышалась и забота о незадачливом товарище, и самодовольное чувство превосходства над ним.
«Что ж – размышляло про себя яблоко – не всем дано преуспеть в этой жизни…» – и оно с нескрываемым удовольствием отмечало, что красное пятнышко на его боку стало ещё ярче.   Приближался Яблочный Спас. Ася и Танюша выбежали в сад с большой корзиной в руках. «Наберём самых спелых яблок! – щебетали девочки – Отнесём их в церковь и освятим!»
  «Вот и настал мой час!» – с торжеством подумало яблочко и снисходительно произнесло, почти не глядя в сторону привычно виднеющейся за ближайшим листом бледной щёчки соседа:
  - Прощай, дружище! Не отчаивайся! Может быть, и твоё время когда-нибудь настанет…» – оно хотело сказать что-то ещё, но не успело. Ася приподняла ветку, на которой обитали наши знакомые.
  - Смотри, Танюша! – воскликнула девочка – оно совсем красное! Только с северной стороны осталось не закрашенное пятнышко!
«Вот и заметили меня…» - с ликующим замиранием сердца подумало наше яблоко и само потянулось к девочке. Но Ася пронесла руку мимо него и… прикоснулась к бледному бочку его молчаливого товарища. И тут наш бедный дружок застыл в изумлении, наблюдая, как его сосед стал медленно поворачиваться, открывая взору потрясённого фрукта свои залитые ярким румянцем бока.

А стихотворение В.Брюсова «Три яблока» превратилось в «Оду яблоку»:
Три яблока, излюбленных преданьем,
Три символа земного мятежа,
В саду веков, воссозданном сознаньем,
Они горят, под ветром грез дрожа.
Ты, яблоко губительное Евы!
Ты вырвало из глаз эдемский свет,
На нас обрушив божеские гневы, —
Но было то — восстанье на запрет!
Другое — яблоко Вильгельма Теля, —
Свободы весть промчало над землей:
Одной стрелой в родного сына целя,
Стрелок в тиранов метился другой!
А третье — третье яблоко Ньютона;
Оно упало в час своей поры,
И понял ум незыблемость закона,
Что движет землю, небо и миры.
То третье яблоко вернуло рай нам,
Сравняло всех, владыку и раба,
Открыло нам дорогу к вечным тайнам,
Чтоб не страшила больше — и Судьба!

Невозможно перечислить всех писателей, кто не прошел мимо чудесного плода…
Уважаемые читатели! Попытайтесь найти «свое литературное яблоко» и продолжить этот  перечень

Перечень продолжается:
- Носов Е. "Яблочный Спас"   добавила Голубева Ольга Николаевна "Блог учителя русского языка и литературы Ольги Николаевны Голубевой";
- Алигер М. "Яблоки"  добавляет Ирина,  автор блога "ВО! круг книг"
- Набоков В. "И в Божий рай пришедшие с земли" -  Агния Книгина   
- Вуколов К."Августа сладкие губы ..." Стихотворение на блоге И.М.Полещенко "Волшебный фонарик"
- Бунин И. "Старая яблоня" - Агния Книгина "Inter Alia"
-

28 комментариев:

  1. Интересная тематическая подборка. Я и не задумывался, что Яблочный Спас и яблоко так часто упоминаются в произведениях классики!

    ОтветитьУдалить
  2. Евгений, добрый день! Приветствую Вас в блоге "КЛУБ ДРУЗЕЙ КНИГ". Надеюсь на творческое сотрудничество!

    ОтветитьУдалить
  3. Зачиталась и, с вашего позволения, умыкну сказку своим дошколятам,аккурат в Яблочный Спас и расскажу.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. А сказка-то со смыслом! Думаю, у Вас получится интересная беседа...

      Удалить
  4. Люлмила Федоровна, спасибо за пост- так тепло и уютно стало надуше. А "Антоновские яблоки " захотелось перечитать

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Я вот думаю, а кто из русских писателей ещё писал о Яблочном Спасе...

      Удалить
    2. Честняков E. "Чудесное яблоко"

      Удалить
    3. Точно! И ведь известно это произведение. Даже в детском издании есть это произведение. Спасибо!

      Удалить
  5. Здравствуйте, Людмила Федоровна! Интересная подборка! И не знал, что Спас так часто встречается в литературе. Два других, думаю, тоже не реже?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Я тоже не не знала, пока не стала делать подборку... Ну, пожалуй, кроме Бунина... Вы интересную мысль подбросили, Александр Сергеевич. Надо бы посмотреть про медовый и ореховый Спасы...

      Удалить
  6. Людмила Фёдоровна, здравствуйте!
    С Праздником Преображения поздравляю Вас!
    Спасибо за подборку тематических произведений. Добавлю я в Ваш список удивительную повесть Е.Носова "Яблочный спас". Читается на одном дыхании.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Здравствуйте, Ольга Николаевна! Спасибо, я верила, что Вы как филолог, что-нибудь дополните. В конце поста добавлю Е. Носова. Вдруг не все читатели внимательно прочитывают комментарии. Ещё раз, спасибо!

      Удалить
  7. Людмила Федоровна, спасибо, замечательный материал. Поздравляю с праздником!
    Спас яблочный сегодня,
    Он – чистый, благородный,
    Он – радостный, чудесный,
    Желаем, чтобы мир не тесный

    Скорее счастьем наполнялся,
    Чтоб каждый встречный улыбался,
    Чтобы глаза теплом сияли,
    Чтоб вас удачи ожидали,

    Чтобы бесценным опыт был,
    Чтоб муж всегда боготворил,
    Чтоб дело спорилось всегда,
    Здоровья чтоб хватало на года!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Здравствуйте, Анна Борисовна! Спасибо, отличное поздравление! А особенно "Здоровья чтоб хватало на года!" Я адресую его Всем читателям блога!!!

      Удалить
  8. Людмила Федоровна! Поздравляю Вас с праздником - Яблочным Спасом! Оказывается, так много есть чудесных произведений о празднике. А какие картины! СПАСИБО!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Здравствуйте, Ирина Михайловна! Великие люди: писатели и художники создали замечательные вещи, которыми мы до сих пор восхищаемся. Спасибо Вам за поздравление. Будьте здоровы и счастливы!

      Удалить
  9. Людмила Федоровна! С праздником! Очень интересная подборка! Браво, настоящему библиотекарю!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Наталия Викторовна, здравствуйте! Спасибо, делаю, что люблю! С праздником, всего самого доброго!

      Удалить
  10. Людмила Фёдоровна!Ну с превеликим удовольствием прочитала Ваш пост!!!!!!!Замечательный материал!!!!!

    ОтветитьУдалить
  11. Светлана Владимировна, добрый день! Спасибо на добром слове! А знаете, что именно Вы подвигли на его создание. На Вашем блоге такой плакат!!! Я так не умею, так и не научилась за лето. Всё некогда... Но постараюсь, надо же к чему-то стремиться...

    ОтветитьУдалить
  12. Людмила Федоровна, спасибо за такой "вкусный" пост. Можно добавить в Вашу "корзинку"?
    М. Алигер «Яблоки»:
    …Август месяц,
    красный лист во рву.
    Коротко и твердо простучало
    яблоко, упавшее в траву.
    Зерна высыхающих растений.
    Голоса доносятся, дрожа.
    И спокойные густые тени
    целый день под яблоней лежат.

    Мы корзины выстроим рядами.
    Яблоки блестящи и теплы.
    Над селом,
    над теплыми садами
    яблочно-румяный день проплыл…
    В гашем блоге "ВО!круг книг" был похожий пост http://vokrugknig.blogspot.ru/2015/08/blog-post_19.html

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Ирина, здравствуйте! Принимается, замечательное стихотворение... Тёплое, домашнее... Спасибо, и с праздником Яблочного Спаса!

      Удалить
  13. Добрый день, Людмила Федоровна! С праздником! Спасибо за очень интересный пост!
    Я тоже подготовила пост в своем блоге, только не про Яблочный Спас, а про литературные яблоки и яблони. Надо сказать, поле обширнейшее, даже необъятное. "Литературные яблочки" можно собирать, буквально, на каждом шагу. Их очень много и в сказках разных народов, и в прозе, и в стихотворениях для маленьких и взрослых. Часть этого "ароматного" богатства попыталась отразить в списке. Например, у В. Набокова есть стихотворение "И в Божий рай пришедшие с земли" или у И. Бунина "Старая яблоня". Хотя в них ни слова про Спас нет, но общая тональность, думаю, очень даже соответствует.
    С уважением, Агния

    ОтветитьУдалить
  14. Спасибо, Агния, что откликнулись! Вот и попробуем собрать эти "литературные яблочки". Кто больше? Уже сделала ссылку на Ваш блог, у Вас отличная информация... и рецепты приготовления разных вкусностей из яблок... Кстати, Наталия Викторовна (блог "Информационно-библиотечный центр МБОУ ЦО № 18 г. Тулы") рассказывает о вкусной пастиле из яблок...

    ОтветитьУдалить
  15. Очень интересная публикация, спасибо! Утащила в избранное:)

    ОтветитьУдалить
  16. Ах, как пахли пѐстрые яблочки!
    Бордовые бочки, внутри сочная спелость -
    Позабытого детства школьные завтраки,
    Других таких больше нигде не елось.

    Блестящие, сочные, хрусткие,
    Зимою являлись из картонных коробок.
    Помню, отец садит тонкие прутики
    И улыбается: "Скоро попробуем!"

    Над деревцами кружили бабочки,
    А, может, просто чудаковатые птицы
    С красивыми перьями в райских яблочках,
    И не было клювов, а были лица.

    … Лежу под яблоней, руки закинув,
    И думаю, что, когда вырасту... Расти!
    Крылья, как у той бабочки, за спину,
    И прямиком в эти глупые сны!

    А платье будет всѐ в пѐстрых яблочках...
    Жѐлто-зелѐно-красных.

    Стихотворение нашей местной поэтессы, Елены Кама

    ОтветитьУдалить
  17. Людмила Федоровна, благодарю за превосходную тематическую подборку! Для учителя литературы и учеников просто настоящий кладезь. Мы тоже затронули тему яблок и Яблочного Спаса. Заходите! https://proshkolu.ru/club/lit/blog/584058/

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Непременно, Любовь Валентиновна! Тем более, что в этом, 2020 году у нас уродилось много яблок, разных сортов. И кушали, и компот варили, и варенье. Ну и, конечно, шарлотка постоянно на нашем столе.

      Удалить